Карен Уайт - Записки на полях соленых книг
Мысли Эмми вернулись к Бену и к моменту их последней встречи, когда они не попрощались друг с другом. Она прикоснулась к этому воспоминанию, как человек мог бы прикоснуться синяку, надеясь, что то все зажило, и слегка поморщиться, убедившись в обратном. Когда она думала о Бене и представляла его лицо, это всегда была последняя сцена в дверях родительского дома, где они сказали друг другу все, кроме слов прощания. Эмми закрыла глаза, стараясь яснее вспомнить ту встречу и увидеть истину, какой бы тяжелой она ни оказалась.
Она прислушалась, но слышала лишь ровное биение крови в висках; тогда она резко выдохнула и заставила себя открыть глаза. Глядя на сложенное письмо, она с поразительной ясностью вспомнила последнюю встречу с Беном. Возможно, поэтому она регулярно слышала его шаги; их неоконченное прощание было похоже на нераскрытое письмо, и он ждал этих последних слов. Возможно, вся ее неуверенность с тех пор происходила от того, что осталось не сказанным.
Эмми вытерла глаза тыльной стороной ладони, тяжело сглотнула и открыла письмо, развернув его с двух сторон. Почерк был незнакомым, и она невольно опустила глаза, чтобы посмотреть на подпись. Кэтрин. Вернувшись к началу послания, Эмми прочитала:
«Я знаю правду. Я всегда знала, что ты на самом деле не принадлежишь мне, но думала, что, если я постараюсь как следует, мы будем счастливы. Я не сдалась, но знаю, что ты отрекся от меня, и это делает меня такой несчастной, что я уже сама не знаю, как мне поступить. Я не хочу жить без тебя, а ты не хочешь жить со мной. Это наводит меня на мысль о том, что нам обоим будет лучше, если я умру.
Думаю, я действительно любила тебя, по крайней мере, какое-то время. Надеюсь, ты найдешь некоторое утешение в том, что я причинила тебе зло. Прости меня».
Когда Эмми перечитала письмо, у нее пересохло во рту. Ее первой мыслью было позвонить Хиту, но, вспомнив их последний разговор, она поняла, что лучше этого не делать. Потом она вспомнила его совет – позвонить матери.
Аккуратно сложив письмо, Эмми достала из кармана мобильный телефон и набрала номер родителей. Мама взяла трубку после второго гудка.
– Эмми! Какой приятный сюрприз, – судя по тону, Пейдж говорила искренне. – В прошлые выходные мы с отцом как раз говорили о тебе. Мы собираемся в Смоки-Маунтинс[37] полюбоваться золотой осенью и уже забронировали чудесный домик в глуши, но там нет мобильной связи. Я все думаю, что тебе, наверное, не хватает смены сезонов на Фолли-Бич.
Эмми подумала об улетающих скопах, о спящем болоте и о том, как цвет спартины меняется с зеленого на желтый, а семена разлетаются по ветру. Она вдруг поняла, что не совсем тоскует по ярко-оранжевой и буро-коричневой листве лесов Индианы, памятной с раннего детства.
– Возможно, – ответила она, пытаясь вспомнить те времена, когда родители куда-то отвозили ее в красивые места для семейного отдыха. – Последние несколько раз, когда я звонила, то разговаривала только с папой, но хотела убедиться, что он передал мою благодарность за одежду, которую ты прислала.
– Разумеется, он сделал это, – голос Пейдж звучал по-другому; ее южный акцент был не таким отчетливым и глубоким. А может быть, он остался таким же, но Эмми уже привыкла слышать акцент в его первозданном виде. – Ты уже надевала купальник?
Эмми помедлила с ответом.
– Еще нет. Он более откровенный, чем я привыкла.
Она могла представить, как улыбается ее мать.
– Все придет со временем. Просто надень на него футболку и шорты, если решишь прокатиться на матрасе.
– Что?
– В детстве мы любили эту забаву; я думала, что местные по-прежнему так делают, если копов нет поблизости. Ты привязываешь матрас к заднему бамперу автомобиля или грузовика на пляже и стараешься удержаться, пока тебя тащат вперед.
Эмми попыталась представить, как ее мать занимается чем-то подобным, но не смогла.
– Хорошо, постараюсь запомнить, – она покачала головой, гадая о том, что еще мать раньше не рассказывала ей о своем детстве на Фолли-Бич и почему она ждала так долго.
– У тебя хороший голос, Эмми.
– Я отлично себя чувствую, – ответила она, даже не задумавшись об этом. – Все стало… лучше. Я начала бегать трусцой. Ну, наполовину ходить, наполовину бегать. Надеюсь, скоро буду пробегать всю дистанцию.
– В самом деле? Раньше ты потешалась над людьми, которые бегают для фитнеса.
– Я знаю. Хит, сын Эбигейл, едва ли не заставил меня приступить к тренировкам. Я выхожу почти каждое утро и пробегаю около трех миль, хотя иногда перехожу на шаг. Это действительно здорово.
– Надеюсь, ты пользуешься лосьоном от солнца.
Эмми улыбнулась.
– Ты говоришь прямо как Бен.
Обе немного помолчали, словно осознав, что она впервые мимоходом упомянула имя Бена. Казалось, обе ждали, когда на Эмми обрушится очередной приступ горя. Эмми по-прежнему ощущала горечь утраты, но теперь она была более мягкой; острые края сглаживались той жизнью, которую она вела в последнее время.
– Хочешь, я позову отца?
– Нет. На самом деле я хотела кое о чем поговорить с тобой.
– О магазине? Давай.
– Не совсем. О семье Рейнольдсов. Я знаю, что ты родилась гораздо позже, но надеялась, что ты помнишь, как твои родители или соседи говорили об одном старом событии.
– О чем?
– Ты говорила, что была знакома с Мэгги, невесткой Эбигейл. С той женщиной, которая когда-то владела «Находками Фолли».
– Точнее говоря, не просто знакома. В детстве я регулярно посещала ее магазин. Но я лучше знакома с Лулу, потому что она гораздо моложе.
– Ты помнишь Кэтрин, двоюродную сестру Мэгги? Ее называли Кэт.
– Я слышала о ней, но не знала ее; она умерла до моего рождения. Думаю, это случилось во время войны, – Пейдж немного помолчала. – Кажется, с ее смертью было связано нечто трагическое. Наверное, потому, что она была очень молода. Но это все, что я помню. Эбигейл может знать больше; Лулу определенно знает, поскольку она была родственницей Кэт. Эбигейл переехала на Фолли-Бич только после окончания школы. А что? Это имеет отношение к запискам в старых книгах?
– Не знаю, но в одной из книг я нашла письмо. Оно подписано Кэт, и почерк значительно отличается от почерка в других записках.
– Что за письмо?
Эмми глубоко вздохнула.
– Позволь мне прочитать его, а потом скажи, что ты думаешь.
Она развернула письмо и начала медленно читать. Прошло довольно много времени, прежде чем ее мать ответила:
– Это предсмертное письмо. Несомненно, она собиралась покончить с собой.
– Я тоже так подумала. Может, это как раз та самая трагедия, о которой ты говорила?
– Я в самом деле не знаю. Это случилось очень давно, но вроде бы моя мать упоминала… о чем-то таком. Тебе нужно спросить об этом кого-то еще.
– Сначала я попытаю счастья с Эбигейл. Лулу относится ко мне с определенным подозрением. Она не из тех, кто выглядит мягкими и пушистыми, ты же помнишь?
Пейдж цинично хохотнула, чего раньше никогда не позволяла себе при Эмми.
– Она всегда была такой. Когда она работала в магазине старшей сестры, то пугала детей своей мрачностью. Она почти никогда не улыбалась. Но я помню, как она давала мне конфеты, когда мама не видела. И каждый раз, когда я приходила в магазин, она выкладывала на прилавок книжки, которые могли мне понравиться. Там довольно долго существовала маленькая библиотека, где можно было брать книги на время. Помню, как она увлекалась книжками о Нэнси Дрю. Мама говорила, что когда мисс Лулу была моложе, она бродила по острову с лупой и фонариком и строила из себя маленького сыщика, в точности как Нэнси. После того как мама рассказала об этом, я больше ее не боялась.
Эмми нахмурилась.
– Она не говорила мне, что знала тебя, когда ты была девочкой. Интересно, почему.
Она представила, как мать пожимает плечами.
– Я уже давно вышла замуж и живу здесь, но помню, как люди говорили, что она так и не оправилась после «Хьюго», когда погибла ее сестра. Она всегда была тихой и замкнутой, но потом стала почти отшельницей. Думаю, если бы не Эбигейл, Джон и их дети, она бы не пережила этой потери.
Эмми подумала о Лулу в саду бутылочных деревьев, когда та спросила о Бене и назвала ее храброй. В пожилой женщине было много странного, и Эмми даже не пыталась в этом разобраться. Барьер, которым Лулу окружила себя, срабатывал очень эффективно… но его все же можно было преодолеть, если хорошо постараться.
– Я поговорю с Лулу, – внезапно решившись, сказала она.
– Ты дашь мне знать, что она скажет?
Эмми на мгновение замешкалась.
– Само собой, – наконец ответила она.
– Похоже, ты удивлена, что меня это интересует.
– Да, немного. Раньше ты никогда не заглядывала дальше нашего дома и магазина.
